Еще одна картина маслом изображала несколько музыкальных нот и дату.
– Это первые ноты песни «Свет звезд и ты», – сказала Карен.
Песню я, конечно же, слышала – популярность ее в течение многих лет то росла, то падала.
– И какая тут связь?
Карен удивленно посмотрела на меня.
– Это он ее написал.
– Правда?
– По-вашему, я шучу? – В ее голосе промелькнуло раздражение.
– Вовсе нет, – ответила я. – Музыку или слова?
– И то и другое. У Криса было много талантов.
Что ж, подумала я, может, в этом что-то есть. Может, и впрямь не стоит так быстро отказываться от потенциального клиента. На очередной картине Крис и Элизабет стояли на краю обрыва, над освещенным луной океаном.
– Они жили на острове Виргиния, – сказала Карен. – Я уже говорила?
– Да.
– Великолепное место. Бывали там?
Остров Виргиния находился на другой стороне планеты.
– Нет, госпожа Говард. Боюсь, не было возможности.
Она снисходительно улыбнулась.
– Вам следует почаще выбираться из своего кабинета. Хоть мир посмотрите.
На голове у Робина была карпатская шляпа, сдвинутая набок. Они с женой стояли спиной к камере, склонившись друг к другу и глядя в сторону моря. Хотя они и не держались за руки, картина выглядела удивительно романтично.
Еще один снимок: Робин идет по терминалу с небольшим чемоданчиком в руке, на плече – сумка с электронным блокнотом.
– Это особенно интересная фотография, – сказала Карен.
– Почему?
– Он отправляется в свой последний полет.
– В том полете что-то случилось?
Новый презрительный взгляд в мою сторону.
– В самом конце, – сказала она.
Похоже, ей не хотелось продолжать разговор на эту тему. Я не стала настаивать.
Всегда оставался шанс, что предложением кто-нибудь заинтересуется.
«Пусть решает Алекс», – подумала я.
– Очень хорошо, госпожа Говард, – сказала я ей. – В ближайшее время мы свяжемся с вами. Если мы согласимся заключить сделку, у господина Бенедикта могут появиться дополнительные вопросы, и он наверняка захочет увидеть оригиналы.
Она дала мне понять, что серьезно сомневается в моей компетентности.
– Если честно, – сказала она, – меня вообще удивляют ваши колебания. Вы сами говорили, что работаете с артефактами, имеющими отношение к выдающимся личностям. Если мой зять к ним не принадлежит, я с трудом представляю, кого вы имеете в виду.
– Госпожа Говард, поймите: он был физиком. Я вовсе не умаляю значения этого факта, но ученые редко становятся знаменитостями. А цену поднимает именно знаменитость. Нужна уверенность в том, что наши клиенты им заинтересуются и что мы сможем воздать должное ему. И вам.
Карен встала.
– Мне кажется, вы не хотите откровенно все сказать.
– Жаль, если это так выглядит. Я старалась быть честной с вами.
– Конечно. Полагаю, вы не станете возражать, если я сделаю предложение кому-то еще?
– Вам решать, госпожа Говард.
– На всякий случай оставлю вам чип.
Мы подошли к двери. Дверь открылась, и Карен шагнула на крыльцо.
– Меня всегда удивляло, – заметила она, – что мелкие компании не в состоянии толком обучить своих сотрудников.
Я вежливо улыбнулась.
– Что с его искином? Он доступен?
– Нет, – ответила она.
– Почему? Этот предмет был бы, наверное, самым ценным из всех.
– Элизабет его стерла.
– Странно. Зачем?
– Понятия не имею. Я узнала об этом лишь после ее смерти.
Алекса в доме не было. Когда пришла Говард, я рассылала клиентам сообщения о том, что мы нашли нужные артефакты, а иногда – что они недоступны или мы не в состоянии их найти. Часто предметы просто исчезали и оказывались у тех, кто не общался ни с кем или не желал продавать их ни за какую цену. Иногда артефакты похищали, и они надолго пропадали из виду. Ценные вещи пропадали на несколько столетий, чтобы затем всплыть снова.
Я возвратилась к прерванной работе и уже собиралась сделать перерыв на обед, когда вернулся Алекс после очередной тренировки: тогда он в основном плавал в бассейне «Деланси». Стряхнув снег с пальто, он широко улыбнулся, намекая на то, что жизнь прекрасна и удивительна. Я улыбнулась в ответ.
– Как я понимаю, Одри сегодня тоже там была, – сказала я.
– Нет, – покачал головой Алекс, – сегодня утром она выбраться не смогла.
– Когда сядешь за автобиографию, Алекс, у меня будет готовый заголовок.
– Какой же?
– «В „Деланси“ нет недостатка в красивых женщинах».
– Слишком длинно, Чейз, – усмехнулся он.
– Ну, не знаю…
– И потом, заголовок никогда не начинается с предлога.
– Гм…
– У тебя множество талантов, дорогая, но писателем тебе не стать. – Он снял шапку и шарф. – На улице холодно.
Метель была первой в этом году и самой ранней на моей памяти. Алекс сел и стал снимать ботинки.
– Есть что-нибудь интересное?
– Как считает Мэк Дарби, нам следует приложить больше усилий, чтобы заполучить стилет.
Этим стилетом Николас Уэскотт заколол свою юную невесту, что привело к революции, уничтожившей Фремонтскую республику.
Алекс сбросил один ботинок.
– Китинг его не отдаст, разве что под дулом пистолета.
– Я ему так и сказала. Естественно, в других выражениях. Я не очень доверяю Дарби.
– Не беспокойся. Он слегка вспыльчив, но, вообще-то, и мухи не обидит.
– Так или иначе, Алекс, он говорит, что хочет попытаться. Мол, если кто-нибудь убедит…
– Что он предлагает?
– Поговори с ним сам.
– Ладно. Что-нибудь еще?
– Слышал когда-нибудь про Криса Робина?
– Того самого Криса Робина?
– Физика, который сочинял песни.